В девятьсот тридцати пяти минутах…

В девятьсот тридцати пяти минутах неуверенным шагом
на замёрзший тоскою Север от моего дома следуют стены, за которыми небо контрастом уходит в пламенно-красный,
в пламенно-грозный.
И от роз под ногами следуют звёзды, упавшие звёзды,
сгнившие звёзды.

А там своры людей на повозке тащат тени свои, а на теле их платья, белоснежные платья, что с изнанки запачканы
плотью.
И не видеть им лиц своих.
И не знать им имён своих.

Кто их отец? У кого они просят пощады? За кого же колени их стёрты?

Кто поёт по живым панихиды
и кто молит за здравие мёртвых?

Я готов его сердца коснуться клинком.
Только мне незнакомо, где находится сердце.

Покажите мне, где находится сердце.
Покажите мне, где находится сердце.

Пусть клинок мой из старого клёна, пусть глаза мои в мутном стекле.

Покажите мне, где находится сердце.
Покажите мне, где находится сердце.
Его и моё.