Жизнь продолжала иронизировать над нами…

Последнее время хочется написать что-нибудь о приземлённом, приближенном и доступном. Пользуюсь случаем, потому что не спится.

Давайте дружно представим эдакого диванного философа, смотрящего на мир доведённым до абсолютной остроты взглядом на все аспекты современного мира. В его огромном грязно-белом холодильнике стоит покрытая инеем бутылка красного вина, в его серых, заляпанных некогда этим вином, штанах лежит помятая сигара лучших сортов местных трав. Романтика заложника серых стен, чьё окно выходит на улицу торчащих стволов деревьев и вечно дырявого асфальта. В его окнах днём горит свет, а ночью – горит страх. Он лучше всех знает, что нужно остальным, и насколько ничтожно малы их бытийные ценности, при этом находясь в вечном поиске смысла собственного существования и существования заблудших братьев-людей. Его мечты очень просты – разжечь победоносный костёр в храме сознания всего человечества. Безусловно, он есть философ и есть гений. Быт не посрамит его духовности, грязь не посрамит его доброты.

Наш герой всегда был, есть и будет одиноким, потому что тёмные стороны простых смертных не выдержат его искренних лучей благих намерений. Вино – друг философа, сигара – подруга.

Вот и всё. Вот так вот.

Сегодняшнее утро и романтика выступят в роли любящих друг друга супругов, а это значит, что половину населения города встанет с той ноги. У материалиста своя романтика – слушать утренний визг проснувшихся дворовых выпивох, раскладывая их действия на особые процессы коры головного мозга. – Браво! Но философы совершенно другие.

И сварщики, и бухгалтера, и стропальщики, и юристы спешат на работу. Автобусы переполнены. В час пик счастливы те, кто сидит. Наш диванный философ чудом успел занять свободное место, как счастье пронзило его нутро тонко-розовой нитью. Он гордо отвернулся от однотонной массы, зевающих людей. Его гениальные мысли рождались спонтанно, и порою казалось, что душа его сшита швейной машинкой самого божества. И в этот раз он думал о чём-то добром, о чём-то недоступном другим озлобленным друг на друга прямоходящим.

На очередной остановке в автобус с огромным трудом поднялся инвалид на двух костылях. Этот, лишённый ноги, пожилой мужчина волнительным взглядом искал пассажиров, которые вопреки комфорту «мягкого места», решатся уступить ему место. Но реалии современного мира не всегда совершенны, и факт человеческого милосердия в том автобусе засвидетельствовать не удалось, увы. Наш герой стал пристально изучать его лицо: глубокие, глубокие морщины, словно шрамы от безжалостной атаки времени, небрежно зачёсанные набок волосы и потухшие глаза, словно питаются они от севшей аккумуляторной батарейки. Он с трудом выдерживал резкое торможение автобуса, крутые повороты и постоянные толчки разгневанных пассажиров. Философу стало жаль его. Просто жаль. И в который раз он стал думать об изъянах современного общества, о человеческом равнодушии и морально-нравственной эволюции, лишившей людей самого важного – сердца. Стоило ему задуматься о том, что люди никогда не станут рассуждать о тяготах жизни незнакомого им инвалида, как внутри него просыпалась, заполняющая нутро до краёв, гордость за свою благородную душу, умеющую сопереживать и сочувствовать. Только грустно, совсем немного грустно от того, что никто не оценит чудо сего милосердия.

Автобус продолжал ехать, жизнь продолжала иронизировать над нами.

Вот и всё. Вот так вот.